Reseñas de producciones pasadas
9В центре вечерней Перми людно и шумно. Из забегаловок голосят Валерий Меладзе и Александр Буйнов, звенит трамвай, пестрят вывески «Шаурма 35 см» и «Деньги быстро». Иду к Театру оперы и балета через сквер — странное дело: фонари не горят, и окна в здании тоже, никого вокруг и тишина. Но я точно знал, что спектакль должен начаться через пять минут, поэтому все-таки попробовал проникнуть в кажущийся опустевшим театр. Попав внутрь, я вскоре оказался прямо на сцене, а чувство таинственной растерянности только нарастало. Если протокольно описывать, из чего состоит «Cantos» и что это вообще такое, получится примерно следующее. Это совершенно неординарный спектакль для примерно сотни зрителей, помещающихся на сцене, — и действие происходит тоже на сцене, напротив огромного пустого зрительного зала. Среди красных кресел в затуманенном зале произрастают сухие деревца; не первый опыт художника Ксении Перетрухиной по стиранию границы игрового пространства, но один из самых впечатляющих. На сцене действует скрипка и хор musicAeterna, на грани шепота и тишины создающий фантастические акустические полотна; по бокам изредка чем-то пощелкивают перкуссионисты. Все в блеклой льняной одежде: кто-то в костюме летчика, кто-то медсестры, третий в кипе; в сумме — толпа среднеевропейских горожан примерно 1930-х. И, наконец, в главной роли — тихий предводитель толпы, интеллигент в очках и бежевой телогрейке — человек, которого все чаще современники называют гением, худрук Пермского театра оперы и балета, кумир меломанов и мистик-демиург Теодор Курентзис. Он же и дирижер, но смысл дирижирования тут как никогда буквально приравнивается к жреческому ведению ритуала. Бок о бок с ним на сцене шаманит скрипка (Ксения Гамарис/Мария Стратонович) — муза, ангел, красота.
В декабре в Пермском театре оперы и балета вышел спектакль «Cantos». Сложнейшую оперу, выросшую из концерта для скрипки, вдохновленного поэзией Эзры Паунда, написал Алексей Сюмак по заказу Теодора Курентзиса. Курентзис же пригласил на постановку Семена Александровского, а тот позвал художника-постановщика Ксению Перетрухину и художника по костюмам Лешу Лобанова. Несмотря на длинную цепочку, в начале которой — инициатива дирижера, спектакль продолжает главные темы предыдущих работ режиссера. Похоже, дебютировавшему в опере Александровскому удалось осуществить давнюю мечту Курентзиса — в данном случае маэстро не только дирижер, но и главный герой — великий и несчастный Эзра Паунд. Гениальный поэт-модернист, мечтавший объединить человечество и вещавший по муссолиниевскому радио про жидомасонский заговор, угодивший после войны даже не в тюрьму, а в яму под палящим пизанским солнцем, сочинявший в яме «Пизанские песни», законченные уже в психиатрической клинике США (получили Боллингеновскую премию). Выйдя на свободу, поэт дал обет молчания: свой век он дожил в Венеции, где с 1960 по 1972 не произнес ни слова. Ничего этого в спектакле нет. Зато, как и в прежних постановках Александровского, есть хитрая игра со зрительским восприятием, так что формальные поначалу приемы оказываются частью содержания, а зрители — незаметно для самих себя — становятся действующими лицами.
“Among Rimsky-Korsakov's operas, this one is the most popular, it is performed more often than others,” says Valery Platonov, chief conductor of the Perm Opera and Ballet Theatre. “The Tsar's Bride is very fond of singers, because the soloists here have the opportunity to show not only their vocal talent, but also their dramatic talent.” Indeed, the opera has everything to keep the audience
Together with the chief conductor and chief director of the Perm Opera, another co-author worked on Don Juan - the Latvian artist Monika Pormale, with whom Gatsalov made his debut on the musical stage three years ago, staging Salome by Richard Strauss at the Mariinsky Theater. Pormale turns the stage of the Permian theater into a museum hall (gray walls, glass ceiling, high openings on the sides), where a hit parade of contemporary art objects unfolds: they all move around the stage on a small platform, if you look from the hall - from the right backstage to left. And everyone, in one way or another, comments on the main "exhibit", which is almost invisible, but always heard - Mozart's opera itself, perfectly played (on gut strings and modern wind instruments) and sung under the baton of maestro Abashev.
